Неточные совпадения
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность
дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой
муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
Как ни горько было теперь княгине видеть несчастие старшей
дочери Долли, сбиравшейся оставить
мужа, волнение о решавшейся судьбе меньшой
дочери поглощало все ее чувства.
Когда она родила, уже разведясь с
мужем, первого ребенка, ребенок этот тотчас же умер, и родные г-жи Шталь, зная ее чувствительность и боясь, чтоб это известие не убило ее, подменили ей ребенка, взяв родившуюся в ту же ночь и в том же доме в Петербурге
дочь придворного повара.
Но хорошо было говорить так тем, у кого не было
дочерей; а княгиня понимала, что при сближении
дочь могла влюбиться, и влюбиться в того, кто не захочет жениться, или в того, кто не годится в
мужья.
У меня
дочери растут, и я должна жить в свете для
мужа.
Княгиня подошла к
мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только
дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— Он сказал, что страдает за тебя и зa себя. Может быть, ты скажешь, что это эгоизм, но такой законный и благородный эгоизм! Ему хочется, во-первых, узаконить свою
дочь и быть твоим
мужем, иметь право на тебя.
Она, счастливая, довольная после разговора с
дочерью, пришла к князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула
мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал.
Дочери замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное», сказали они этим взглядом. Они не знали, что, как ни хорошо было княгине у
дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей было мучительно грустно и за себя и за
мужа с тех пор, как они отдали замуж последнюю любимую
дочь и гнездо семейное опустело.
Ваше теперешнее положение незавидно, но оно может поправиться: вы имеете состояние; вас любит
дочь моя, она воспитана так, что составит счастие
мужа, — я богата, она у меня одна…
Спустясь в середину города, я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сюртукам
мужей и по изысканным нарядам жен и
дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись.
— О будущем
муже вашей
дочери я и не могу быть другого мнения, — твердо и с жаром отвечал Разумихин, — и не из одной пошлой вежливости это говорю, а потому… потому… ну хоть по тому одному, что Авдотья Романовна сама, добровольно, удостоила выбрать этого человека.
Муж у ней давно умер, оставив ей одну только
дочь, Фенечку.
—
Дочь заводчика искусственных минеральных вод. Привлекалась к суду по делу темному: подозревали, что она отравила
мужа и свекра. Около года сидела в тюрьме, но — оправдали, — отравителем оказался брат ее
мужа, пьяница.
Больше же всех была приятна Нехлюдову милая молодая чета
дочери генерала с ее
мужем.
Дочь эта была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми;
муж ее, за которого она после долгой борьбы с родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил и старался спасти от вымирания.
За обедом, кроме домашних —
дочери генерала с ее
мужем и адъютанта, были еще англичанин, купец-золотопромышленник и приезжий губернатор дальнего сибирского города. Все эти люди были приятны Нехлюдову.
Отдельная комната для старшей
дочери была самым обидным новшеством для Марьи Степановны и, как бельмо, всегда мозолила ей глаза. Она никогда не заглядывала сюда, как и на половину
мужа. У Верочки не было своей комнаты, да она и не нуждалась в ней, околачиваясь по всему дому.
И, странная вещь, после своего визита к maman, которая, конечно, с истинно светским тактом открыла глаза недоумевавшей
дочери, Антонида Ивановна как будто почувствовала большее уважение к
мужу, потому что и в ее жизни явился хоть какой-нибудь интерес.
«
Муж — шулер, сын — дровокат,
дочь — содержанка, сама из забвенных рижских немок, которых по тринадцати на дюжину кладут!» — вот общий знаменатель, к которому сводились теперь мысли Хионии Алексеевны относительно фамилии Веревкиных.
Вы, разумеется, рады были бы изжарить на медленном огне вашу
дочь и ее
мужа, но вы умели обуздать мстительное влечение, чтобы холодно рассудить о деле, и поняли, что изжарить их не удалось бы вам; а ведь это великое достоинство, Марья Алексевна, уметь понимать невозможность!
Он редко играл роль в домашней жизни. Но Марья Алексевна была строгая хранительница добрых преданий, и в таком парадном случае, как объявление
дочери о предложении, она назначила
мужу ту почетную роль, какая по праву принадлежит главе семейства и владыке. Павел Константиныч и Марья Алексевна уселись на диване, как на торжественнейшем месте, и послали Матрену просить барышню пожаловать к ним.
А в остальное время года старик, кроме того, что принимает по утрам
дочь и зятя (который так и остается северо — американцем), часто, каждую неделю и чаще, имеет наслаждение принимать у себя гостей, приезжающих на вечер с Катериною Васильевною и ее
мужем, — иногда только Кирсановых, с несколькими молодыми людьми, — иногда общество более многочисленное: завод служит обыкновенною целью частых загородных прогулок кирсановского и бьюмонтского кружка.
Марья Алексевна на другой же день подарила
дочери фермуар, оставшийся невыкупленным в закладе, и заказала
дочери два новых платья, очень хороших — одна материя стоила: на одно платье 40 руб., на другое 52 руб., а с оборками да лентами, да фасоном оба платья обошлись 174 руб.; по крайней мере так сказала Марья Алексевна
мужу, а Верочка знала, что всех денег вышло на них меньше 100 руб., — ведь покупки тоже делались при ней, — но ведь и на 100 руб. можно сделать два очень хорошие платья.
Молодые молодицы,
Дочери отецкие,
Жены молодецкие!
У вас ли
мужья сердитые,
Ворота браные,
Рукава шитые,
Затылки битые.
Со всем тем княгиня, в сущности, после смерти
мужа и
дочерей скучала и бывала рада, когда старая француженка, бывшая гувернанткой при ее
дочерях, приезжала к ней погостить недели на две или когда ее племянница из Корчевы навещала ее. Но все это было мимоходом, изредка, а скучное с глазу на глаз с компаньонкой не наполняло промежутков.
Она не простилась ни с телом
мужа, ни с телом
дочери, она их не видала после смерти и не была на похоронах.
Убедившись однажды, что ее
муж —
муж ее, она тихонько и ровненько любила его, занималась кухней и бельем, читала в свободные минуты романы и в свое время благополучно родила аптекарю
дочь, белобрысую и золотушную.
Через несколько недель после того, как она осталась вдовой, у нее родилась
дочь Клавденька, на которую она перенесла свою страстную любовь к
мужу. Но больное сердце не забывало, и появление на свет
дочери не умиротворило, а только еще глубже растравило свежую рану. Степанида Михайловна долгое время тосковала и наконец стала искать забвения…
Были ли в ее жизни горести, кроме тех, которые временно причинила смерть ее
мужа и
дочери, — я не знаю. Во всяком случае, старость ее можно было уподобить тихому сиянию вечерней зари, когда солнце уже окончательно скрылось за пределы горизонта и на западе светится чуть-чуть видный отблеск его лучей, а вдали плавают облака, прообразующие соленья, варенья, моченья и всякие гарниры, — тоже игравшие в ее жизни немаловажную роль. Прозвище «сластены» осталось за ней до конца.
Соседки расходились, и в сердце пьяницы поселялась робкая надежда. Давно, признаться, она уж начала мечтать о Михаиле Золотухине — вот бы настоящий для Клавденьки
муж! — да посмотрит, посмотрит на дочку, вспомнит о покойном
муже, да и задумается. Что, ежели в самом деле отец свой страшный недуг
дочери передал? что, если она умрет? Куда она тогда с своей пьяной головой денется? неужто хоть одну минуту такое несчастье переживет?!
Это была добрая женщина, которая вынуждена была заняться педагогией собственно потому, что ее бросил
муж, оставив с двумя
дочерьми на произвол судьбы.
— Вы, папаша, в самом деле дайте денег, — заявила она отцу. — Не
мужу, а мне. Ведь я у вас одна
дочь.
Даже Мария Барановская,
дочь вольного поселенца, родившаяся в Чибисани, — ей теперь 18 лет, — не останется на Сахалине и уедет на материк с
мужем.
В Дербинском жена свободного состояния Александра Тимофеева ушла от своего
мужа молокана к пастуху Акиму, живет в тесной, грязной лачужке и уже родила пастуху
дочь, а
муж взял к себе другую женщину, сожительницу.
Благодаря главному тюремному управлению и Добровольному флоту, которым вполне удалось установить скорое и удобное сообщение между Европейскою Россией и Сахалином, задача жен и
дочерей, желающих следовать за
мужьями и родителями в ссылку, значительно упростилась.
[Ядринцев рассказывает про некоего Демидова, который, чтобы раскрыть все подробности одного преступления, пытал через палача жену убийцы, которая была женщина свободная, пришедшая в Сибирь с
мужем добровольно и, следовательно, избавленная от телесного наказания; потом он пытал 11-тилетнюю
дочь убийцы; девочку держали на воздухе, и палач сек ее розгой с головы до пят; ребенку даже было дано несколько ударов плетью, и когда она попросила пить, ей подали соленого омуля.
Он во всем был господин добрый и человеколюбивый, но
муж не был безопасен в своей жене, отец в
дочери.
Помощниками в исполнении ее велений были ее сыновья и
дочери, как то и у ее
мужа.
«Мой
муж не приехал, нет даже письма,
И брат и отец ускакали, —
Сказала я матушке: — Еду сама!
Довольно, довольно мы ждали!»
И как ни старалась упрашивать
дочьСтарушка, я твердо решилась;
Припомнила я ту последнюю ночь
И всё, что тогда совершилось,
И ясно сознала, что с
мужем моим
Недоброе что-то творится…
Подхалюзин боится хозяина, но уж покрикивает на Фоминишну и бьет Тишку; Аграфена Кондратьевна, простодушная и даже глуповатая женщина, как огня боится
мужа, но с Тишкой тоже расправляется довольно энергически, да и на
дочь прикрикивает, и если бы сила была, так непременно бы сжала ее в ежовых рукавицах.
Ничего подобного нет в тоне отношений
мужей к женам и отцов к
дочерям в «темном царстве» комедий Островского.
Тут никто не может ни на кого положиться: каждую минуту вы можете ждать, что приятель ваш похвалится тем, как он ловко обсчитал или обворовал вас; компаньон в выгодной спекуляции — легко может забрать в руки все деньги и документы и засадить своего товарища в яму за долги; тесть надует зятя приданым; жених обочтет и обидит сваху; невеста-дочь проведет отца и мать, жена обманет
мужа.
За
дочерьми, по ее мнению, только и нужен присмотр, чтобы их от парней уберечь до замужества: а там уже
муж будет беречь свою жену от посторонних…
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к
мужу и
дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
— Про-эк-за-ме-но-вать? — протянула генеральша и в глубочайшем изумлении стала опять перекатывать глаза с
дочерей на
мужа и обратно.
Устинья Марковна под строжайшим секретом от
мужа раза два в год навещала Татьяну, хотя это и самой ей было в тягость, потому что плохо жилось непокорной
дочери, —
муж попался «карахтерный», под пьяную руку совсем буян, да и зашибал он водкой все чаще и чаще.
Федосья убежала в зажиточную сравнительно семью; но, кроме самовольства, здесь было еще уклонение в раскол, потому что брак был сводный. Все это так поразило Устинью Марковну, что она, вместо того чтобы дать сейчас же знать
мужу на Фотьянку, задумала вернуть Федосью домашними средствами, чтобы не делать лишней огласки и чтобы не огорчить старика вконец. Устинья Марковна сама отправилась в Тайболу, но ее даже не допустили к
дочери, несмотря ни на ее слезы, ни на угрозы.
Вторая жена была взята в своей же Нагорной стороне; она была уже
дочерью каторжанки. Зыков лет на двадцать был старше ее, но она сейчас уже выглядела развалиной, а он все еще был молодцом. Старик почему-то недолюбливал этой второй жены и при каждом удобном случае вспоминал про первую: «Это еще при Марфе Тимофеевне было», или «Покойница Марфа Тимофеевна была большая охотница до заказных блинов». В первое время вторая жена, Устинья Марковна, очень обижалась этими воспоминаниями и раз отрезала
мужу...
Что она будет говорить взбешенному
мужу, когда сама кругом виновата и вовремя недосмотрела за
дочерью?
Умирая, эта «немка» умоляла
мужа отправить
дочь туда, на Запад, где и свет, и справедливость, и счастье.